— Теперь, — произнес он, — ты должен войти в Свод Огня.
— Свод Огня? — я глянул через плечо на столп пламени. — Вон того огня?
— Легкие испытания окончены, — сказал рыцарь. — Теперь тебя ждет очищение.
— Если ты имеешь в виду кремацию, то лучше я воздержусь.
— Пламя не опаляет того, кто верен себе. Оно очищает. Оно восстанавливает. — Рыцарь повернул голову в сторону света. — Я бы и сам вошел в него, если бы мог.
Я сделал жест рукой и сказал:
— Милости прошу. Я даже уступлю свою очередь.
Меч рыцаря вылетел из ножен так быстро, что его движение слилось для меня в одно размытое пятно. Острие меча указывало прямо на мое горло.
— Поберегись, — прошептал рыцарь. — Поберегись, чтобы твой дерзкий язык не привел тебя на тот путь, которым пришлось пройти мне. На то воля Шекинестер, чтобы ты вступил в это пламя. Если ты бросишь вызов богине… впрочем, я не дам тебе этого сделать. Пусть проклят я, но тебе не позволю испытать такого проклятия.
Он сделал шаг вперед, и я был вынужден отступить, поспешно пятясь от его меча. Лезвие клинка поросло черными пятнами, похожими на те, что покрывали плащ рыцаря — грибковая гниль, результат разложения тела, которому давно положено было вернуться в землю. Я бросился в сторону бреши в переднем ряду чудовищ… но это место со стоном занял возникший из ниоткуда молочно-белый фантом.
— Бежать некуда, смертный, — промолвил позади меня рыцарь. — Шекинестер желает, чтобы ты вошел в огонь. Кем бы мы ни были при жизни, отныне мы в ее власти. Она дала нам избавление от мучительного безумия, которому подвержены такие как мы. В благодарность за это, мы исполняем ее волю в пределах этого зала.
Я оглядел гниющее сборище. Их лица не выражали ни гнева, ни сожаления, этих великих мук, на которые обречено большинство живых мертвецов. Я видел в них лишь решимость, стремление выполнить свой долг перед Шекинестер и ее пламенем.
— Ну, хорошо, — пожал я плечами. — В огонь так в огонь.
Небрежно махнув рыцарю, я взбежал по ступеням и прыгнул в самое сердце огня.
Если бы я мог вспомнить, что произошло со мной в Своде Огня, я постарался бы это описать. Небо свидетель, до конца своих дней я получал бы выпивку, лишь рассказывая любопытным Сенсатам, каково это — стоять в испепеляющем пламени. Но в памяти остался только краткий миг света, который я не просто увидел, но и почувствовал кожей, словно каждый дюйм тела смог ощутить ослепительность пронзившего меня сияния. Одежда моя вмиг исчезла, растворившись до нитки в пыльном дыму…
…и вот, я оказался обнаженным под ночным небом, на холодном снегу. Редкие облака медленно плыли во тьме, словно рваные лоскуты, скользящие высоко в беззвездной ночи.
Я вздохнул, и пар моего дыхания поднялся в застывший воздух. Какое-то время я довольно смотрел, как он растаивает в небытие… но затем пробравший спину озноб вернул меня к действительности, и я заставил себя подняться.
Передо мной стояла часовня наг, небольшое каменное здание, находящееся недалеко от Плэйг-Морта. Снег припорошил кровлю и замел щели в крошащейся кладке, но больше ничего не изменилось. Кроны деревьев в лесу поредели, словно те утратили волю удерживать листья теперь, когда выпал снег. Шуршание мелких существ, то и дело сновавших во тьме, прекратилось. На землю опустилась зима, настоящая зима… пора покоя и смирения — даже с холодом, не взирая на дрожь, которую он вызывал.
— Как хорошо, — промолвил приятный женский голос. — Ты очнулся.
Зирит обвилась вокруг ствола старого вяза в нескольких ярдах от меня, ее хвост свисал с дерева поверх грубой коры. Мне было неловко стоять без одежды перед ее ангельски юным лицом, но сама она не выказывала ни тени смущения. Должно быть, она взирала на меня с тем равнодушием, какое чувствуют люди при взгляде на голого пса. И все же…
— Тебе не холодно там, внизу? — спросила она со своего возвышения. — Я забралась сюда, чтобы быть подальше от снега.
— Было бы славно получить какую-нибудь одежду, — сказал я ей. — Что-нибудь потеплее.
Она на мгновение наморщила лоб и закрыла глаза. Воздух наполнился чуть слышным жужжанием, это был звук, который в то же время покалывал кожу. Я посмотрел вниз и увидел, как белые пылинки выплывают из темноты и оседают на моем теле, мягкие, словно перья. Все больше и больше частиц летело из мрака ночи, пока они не стали слипаться, образуя пушистый покров, который быстро согрел тело теплом. Но пыль по-прежнему прибывала; она скаталась в один плотный слой, удобный, как чесаный войлок, но более легкий, чем тончайшая льняная ткань. В последний момент покров пыли разделился на разные части одежды: штаны, рубашку, куртку, перчатки — все чистейшего белого цвета.
— Ноги, — промолвила Зирит, все еще крайне сосредоточенная. Я поднял одну ногу, затем другую, позволив нахлынувшему потоку обуть меня в добротные белые сапоги, легче старых, но прочные, как металл. Когда они были готовы, я решил, что мой наряд завершен, но поток пыли перекинулся на голову, приняв вид теплого капюшона, который закрыл шею и волосы. Я подозревал, что Зирит намеренно сделала его в виде капюшона кобры, стараясь, чтобы "ходячий" внешне не напоминал жалкую обезьяну.
— Что ж, — сказал я, когда перестала сыпаться пыль, — кажется, ты быстро поднаторела в магии.
— Мне помогает отец, — ответила она. — Он, гм, настойчив в том, чтобы я быстро усваивала уроки.
— В строгости ему не откажешь, — согласился я. — Где он сейчас?
— Где-то в лесу. Ему не терпится вернуться в свои земли, но я не уйду, пока не узнаю, что с вами все хорошо.